– Ты еще кое-что сказала тогда, в Сэддон-Холл…
Он по-прежнему здесь. Что он там говорил? Что-то гадкое о Нике. Нельзя ему доверять. Он накачал меня наркотиками? Поэтому я так себя чувствую?
– Ты сказала, что никогда не пожалеешь, что лгала, не пожалеешь о нашей неделе вместе. Ты сказала: «Если сама о себе не позабочусь, кто позаботится?»
Его голос звучит словно в узком, темном колодце у меня в голове. Вскоре все заволакивает темнотой.
Когда я прихожу в себя, его нет. Смотрю на часы. Без четверти два. Жутко болит живот, страх по-прежнему переполняет меня, и я по-прежнему ничего не понимаю, но движения даются уже не так мучительно. Сползаю со скамьи, раздается металлический звон. На чем я лежала? У этой штуки толстая металлическая ножка с круглым основанием. Колеса. Лежа на полу, я видела колеса, но не обратила на них особого внимания. Наклоняюсь, чтобы удостовериться, что память меня не подводит. Не подводит. Снова раздается какой-то металлический звук. Лязганье.
Стягиваю полотенце, потом еще одно – под ними бежевая кожа. Что-то знакомое. Медицинская кушетка для осмотров? К горлу подкатывает ком, и я срываю все оставшиеся полотенца разом. Из одного конца длинного, обитого кожей стола что-то торчит – большая горизонтальная петля, вроде жесткого аркана, покрытая той же бежевой кожей. Я знала, что она там будет. И все равно мне становится дурно.
Даже если бы я не знала, что это, петля бы меня ужаснула. От того, что мне известно ее предназначение, легче не становится. Этого не должно здесь быть. Не должно. В этом есть что-то чудовищно неправильное. Это массажный стол, такой же, как в отеле «Сэддон-Холл». На таком же мне три или четыре раза делали массаж в ту неделю, которую я провела с Марком.
Не с Марком. Он лгал.
Добредаю до двери, зная, что в этот раз никакие предложения поесть и отдохнуть меня не остановят. Ничто не помешает мне вернуться домой, к Нику и детям.
Дикий крик, рвущийся из моего горла, когда я вспоминаю второй металлический щелчок, никак не может изменить того факта, что дверь заперта.
Вещественное доказательство номер VN8723
Дело номер VN87
Следователь: сержант Сэмюэл Комботекра
Выдержка из дневника Джеральдин Бретерик,
запись 5 из 9 (с жесткого диска ноутбука «Тошиба»,
найденного по адресу: Корн-Милл-хаус,
Касл-парк, Спиллинг, RY290LE)
3 мая 2006, девять вечера
Один из «побочных эффектов» материнства состоит в том, что я избавилась от некоторых страхов и явно лишилась части воображения. Я настолько поглощена собственными чувствами, что представить не могу, как кто-нибудь может не испытывать того же самого. Идеальный пример: в субботу мы с Корди возили Уну и Люси на плавание. На обратном пути остановились у супермаркета «Уэйтроз». Обе девочки заснули. Я предложила Корди быстренько сбегать туда и обратно, оставив их в закрытой машине. Я всегда так делаю с Люси, но Корди пришла в ужас.
– Да как можно! – возмутилась она. – Что, если машина взорвется? Однажды такое случилось – я слышала в новостях. Дети погибли, потому что их оставили в машине, а ее бензобак взорвался.
– А если мы возьмем их с собой и крыша «Уэйтроз» обрушится? – попыталась я урезонить ее.
– Мы не можем оставить их одних, – упорствовала Корди. – Вдруг их похитит какой-нибудь псих.
– Они устали, – возразила я. – Пусть поспят. Машина будет заперта.
Я знала, что этот аргумент слабее предыдущего. Психопат вполне может разбить окно и похитить девочек. Мне хотелось сказать: зачем брать с собой в магазин двух пятилетних девочек, если можно этого не делать? Под «психом» Корди, очевидно, подразумевала «педофила». Я попыталась представить себе его мысли. Ничего не получилось. Мне сложно поставить себя на место взрослого, который добровольно ищет общества детей. Знаю, люди сплошь и рядом радуются детской компании, причем чаще всего никаких дурных намерений у них и в помине нет, но мне это кажется диким. А чего не можешь представить, того не можешь бояться.
Вчера вечером Марк предложил на каникулы поехать за границу, и тут выяснилось, что и от боязни летать я тоже избавилась. Я абсолютно убеждена, что ни один самолет со мной на борту не разобьется, потому как авиакатастрофа избавит меня от бесконечной родительской каторги, а закон подлости гласит, что от своих оков так просто не отделаешься. Погибни я в авиакатастрофе, и мне не придется годы торчать рядом с замками-батутами, пахнущими рвотой и потными носками, или играть в игру «дай-скорей-пакет», когда Люси выплевывает мокрые комки непрожеванного сэндвича мне в руку. Я не говорю, что хочу умереть, – я просто знаю, что не умру.
Марку я ответила, что не собираюсь уезжать из страны в совершенно неудобное для меня время только потому, что руководству школы пришло в голову устроить учителям отпуск подлиннее. Как же меня это бесит: тратишь целое состояние, чтобы отдать ребенка в частную школу, а они устраивают каникулы длинней, чем государственные. По-моему, это называется мошенничеством.
Мишель ясно дала понять, что на нее я могу больше не рассчитывать. Она уматывает на каникулы со своим жирным, уродливым парнем, из которого слова не вытянешь, – билеты уже заказаны. Я предложила ей заоблачную сумму, чтобы отменить поездку, но Мишель влюблена (Боб знает, как и почему, учитывая крайнюю степень непривлекательности объекта любви), и у нее, похоже, выработался иммунитет к моим «финансовым поощрениям». В крайнем отчаянии, конечно, можно попросить одну из школьных мамаш взять Люси на каникулы. Хоть одна из них наверняка планирует уничтожить две недели своей жизни, проведя их с детьми, так что может и мою дочь прихватить. Я ей куплю новый пылесос или фартук – в общем, найду как отблагодарить, а Люси сможет провести две недели, впитывая советы о том, как получше пожертвовать собой и стать домашней рабыней; ведь женщинам, которые хорошо усвоили этот урок, живется гораздо легче.