– Как вы считаете, Марк был хорошим отцом?
– Конечно! Ему просто приходилось много работать. Как и многим другим отцам. Но работал он ради будущего Люси. Он обожает ребенка. – Джин опустила голову. – До сих пор не могу поверить, что ее нет. Моей милой Люси…
– Я вам очень сочувствую, поверьте. И простите, что пришлось заставить вас еще раз переживать это.
– Ничего. Вам необходим кто-то, кто знает о Джерри и Люси даже больше, чем Марк. А это я. И почему вы не показали мне дневник сразу! Надо было сделать это в первую очередь. Я могла бы вам помочь гораздо раньше.
– Решение принимал…
– Я была бабушкой не от случая к случаю! – яростно перебила Джин. – Мы с дочерью созванивались каждый день. Я знала все о жизни Люси: что она ела, как была одета, с кем играла. Джерри мне все рассказывала. Ночник находился в комнате, а вот дверь всегда была закрыта – на этом настаивала сама Люси. Так чудовища из темных уголков дома не могли пробраться к ней в комнату.
Джин оглянулась на Чарли, недовольная реакцией мужчин, которые не издали ни звука. Чарли сочувственно улыбнулась.
– Когда Джерри и Люси приезжали ко мне на ночь, – они часто так делали, когда Марк бывал в отъезде по делам, – ночник они привозили с собой. И дверь Люси должна была оставаться закрытой. И если Люси замечала хоть маленькую щелочку, то впадала в панику. Мы дочитывали сказку, целовали ее на ночь и бежали к двери, чтобы успеть закрыть, прежде чем монстры успеют проскользнуть внутрь.
Пруст подался вперед:
– Вы хотите сказать, что отец ни разу не укладывал девочку спать? Ни разу? По выходным, по праздникам? Он не знал, что у его дочери в комнате стоит лампа и что дверь должна быть закрыта?
– Может, и знал, но укладывала ее спать всегда Джерри. Если Марк был дома, он читал Люси сказку на ночь внизу. Столько сказок, сколько она хотела. Но купала и укладывала Люси только Джерри. Как и во всех семьях, у них были свои сложившиеся правила.
– И тем не менее… – Пруст вытянул мобильник из кармана рубашки, глянул на него, убрал обратно. – Мне кажется странным, что мать и отец не обсуждали страх ребенка перед чудовищами и проблему с дверью.
– Ну почему же, обсуждали. Марк рассказал мне по дороге сюда: он знал про монстров, знал, что у Люси пунктик насчет ночника и закрытой двери, но не помнил точных деталей. Он очень занятой человек, и… мужчины часто не придают значения подобным мелочам.
Чарли восхищалась Джин Ормондройд, которая явно не собиралась плакать. Эта женщина пришла сюда, чтобы заинтересовать полицию информацией, а не демонстрировать чувства.
– И с ночником… это не единственная ошибка. Есть и другие. Например, вовсе не я купила Люси диск с «Энни», его купила Джерри. И разговоры Джерри со мной, описанные в дневнике, – их никогда не было. Я не покупала ей кружку с «Вечным сном» – не было этого!
Кружка с «Вечным сном»? Чарли понятия не имела, о чем речь. «Я здесь не работаю», – напомнила она себе.
– Джин, как вы думаете, кто мог написать этот дневник, раз это была не ваша дочь? – спросил Сэм.
– Видимо, тот, кто ее убил. Не могу поверить, что мне приходится вам об этом говорить. Неужели до вас еще не дошло? Он заставил ее написать дневник, перед тем как убить. И дневник, и предсмертную записку. Заставил ее написать дневник, из-за которого полиция поверила бы, что она способна на все эти жуткие поступки. Но она этого не совершала! И именно этим объясняются столь явные ошибки – Джерри давала понять, что она пишет не по своей воле. Чтобы мы с Марком знали правду.
Вот такое Чарли показалось маловероятным. Если бы Джеральдин хотела намекнуть мужу и матери, что пишет дневник не по своей воле, стала бы она придумывать такие мелкие неточности, как расположение ночника? Стала бы писать, что бабушка купила Люси диск с «Энни», хотя Джин этого не делала? Марк даже не представлял, какой там у Люси ночник. Откуда ему знать, кто купил «Энни»? Нет, вряд ли. Если бы Джеральдин хотела убедить родных, что это не ее дневник, она скорее исказила бы детали, касающиеся работы мужа.
– Джин, мне нужно спросить вас еще кое о чем, – сказал Сэм. – Вы слышали когда-нибудь имя Эми Оливар?
– Да. Это подружка Люси, одна из двух ее лучших подружек. Конечно, я слышала об Эми.
– Когда Люси последний раз с ней общалась?
– Еще до того, как Эми ушла из школы. В прошлом году. В начале лета семья Эми переехала.
– Вы знаете куда? Джин покачала головой.
– Честно говоря, после их переезда я вздохнула с облегчением. И я, и Джерри. Эми была… ну, немножко ненадежной. Непостоянной. Часто расстраивала Люси. Они много ссорились, и заканчивалось все криками и плачем Эми.
– А из-за чего они ссорились?
– Видите ли, Люси… Люси была очень дотошной. Она понимала разницу между правдой и ложью.
– Вы хотите сказать, Эми лгала? – уточнил Пруст.
– Если верить Джерри, постоянно. А Люси, девочка моя ненаглядная, терпеть не могла вранье и старалась образумить Эми. Тогда и случались ссоры. Эми, судя по всему, жила в каком-то воображаемом мире. Никакого чувства собственного достоинства. Знаете, как непросто быть робкой серенькой мышкой в мире агрессивных нынешних детей.
– А как вписывалась в их отношения Уна О’Хара? – спросил Сэм.
Пруст тихо фыркнул. Очевидно, сложные взаимоотношения учениц начальной школы Снеговика не слишком интересовали.
– Эми и тут себя проявила. – Джин поджала губы. – Она хотела, чтобы Уна была ее лучшей подругой, а не Люси. Всячески старалась от Люси избавиться, делилась с Уной секретами и заставляла ее пообещать ничего не рассказывать Люси.