Сэм не стал объяснять, что Энкарна не позвонила, потому что была уже мертва.
– Мишель, вы помните, когда впервые сообщили Энкарне, что у вас есть парень? Вы ведь дружили, так что наверняка вы ей об этом рассказали.
– Конечно. Почти сразу.
– В апреле прошлого года?
– Ага.
– Она обрадовалась за вас?
– Она меня обняла и… – Мишель всхлипнула. – Почему от приятных воспоминаний больней всего? Она заплакала и вроде как… вцепилась в меня. И сказала: «Он заберет тебя у нас».
– А вы что?
– Конечно, стала возражать, мол, этого не случится, мол, я буду работать у них, пока у меня не родится свой малыш, а это произойдет ой как не скоро.
– И как она отреагировала?
– Сразу повеселела. И сказала: «Мишель, я же сто раз говорила – тебе не нужен ребенок, у тебя есть Эми».
Сэм чувствовал, что это еще не все.
– А потом?
– А потом она подарила мне чек на две тысячи фунтов.
– Ну, как?
Ворвавшийся в кабинет Саймон даже не поздоровался.
Лицо Нормана Грэйса светилось воодушевлением. Как и Саймон, он не стал терять время на пустословие.
– Предвосхищая твой вопрос – понятия не имею, что все это значит. С этим разбирайся сам.
– Показывай!
Норман протянул Саймону листок.
Мне необходимо ее отсутствие по вечерам. Я имею в виду не длительный период времени, например, с шести до двенадцати, – не следует считать, что у меня столь дикие пожелания.
– Стоп! – Саймон посмотрел на Нормана. – Что это?
– Не узнаешь?
Саймон еще раз прочел.
– Дневник Джеральдин Бретерик! Но там было написано куда лучше. А тут так коряво. Будто писали под прозаком или… Не знаю, как-то архаично.
Норман кивнул, довольный, что Саймон пришел к тому же заключению, что и он.
– Ты просил поискать что-нибудь необычное. А после того, как я нашел эту штуку с Джонсом и понял, что ты прав, я решил еще немного пошуровать на винте. И обнаружил след удаленного файла. Он назывался «дневник». – Норман гордо улыбнулся. – Только в нижнем регистре. Первый файл, который мы нашли, назывался ДНЕВНИК, все буквы заглавные.
– Ну?
– Это тот же самый дневник, – продолжал Норман. – Те же даты, столько же записей, тот же смысл. Но удаленный дневник очень коряво написан. Можно подумать, будто его писали после нехилого удара по башке.
Саймон снова уткнулся в листок.
Мне необходимо ее отсутствие по вечерам. Я имею в виду не длительный период времени, например, с шести до двенадцати, – не следует считать, что у меня столь дикие пожелания. Меня удовлетворили бы два с половиной часа. С восьми тридцати до одиннадцати. Я все равно не смогу бодрствовать после этого часа, потому что все мои дни так утомительны. Я все время занята. Улыбаюсь, когда не хочу улыбаться, выдавливаю из себя слова, отличные от тех, которые хочу сказать. Я не ем. Я шумно восхваляю произведения искусства, от которых, на мой взгляд, следует избавиться. Это описание обычного дня моей жизни. Из-за этого никому не позволено нарушать мой покой с восьми тридцати до одиннадцати. Если бы это случилось, рассудок покинул бы меня.
– Рассудок покинул бы меня? – пробормотал Саймон.
– Ага. Вот, смотри, это вторая версия, созданная через шесть дней после последних изменений в первом файле. После этого первый дневник открывали много раз – и каждый раз вместе с новым файлом. Но ни разу не меняли его. Надобности в том не было, правда? Ведь все изменения вносились во второй вариант.
Саймон взял вторую распечатку.
Мне необходимо, чтобы вечером ее не было рядом. Вечером! Можно подумать, я имею в виду время с шести до полуночи. Но нет, мне нужны жалкие два с половиной часа с восьми тридцати до одиннадцати. Я настолько устаю днем, что физически не в состоянии ложиться позже. Ношусь как белка в колесе, с приклеенной к лицу фальшивой улыбкой, говорю то, чего говорить не хочется, никогда не успеваю поесть, прихожу в восторг от шедевров, которым самое место в мусорном баке. Таков мой самый обычный день. Вот почему время с половины девятого до одиннадцати неприкосновенно, а то я рехнусь.
– Она его полностью переработала, видишь? Вполне гладкий текст. Даже остроумный. И куда более злой. Словно перечитала первый вариант, решила, что ему не хватает выразительности, и… ну, немного отполировала.
– Так, распечатай оригинал целиком и закинь мне как можно скорее. – Саймон уже стоял в дверях. – Распечаток первого варианта у нас и так хватает.
– Второго, – поправил Норман, но Саймон уже вышел.
Норман задумчиво смотрел на дверь. Поучаствовал, называется, в расследовании. Странно, но Уотерхаус не выглядел озадаченным. Что уже само по себе озадачивало.
Комботекру Саймон обнаружил у одной из допросных.
– У нас проблема, – сообщил Сэм. – Кит Харбард по-прежнему в приемной. Такси за ним еще не приехало. Когда Хэй сюда доберется?
– Не знаю. Сказал, что постарается как можно быстрей.
– Черт, – простонал Сэм, запуская пальцы в шевелюру. – Этого нам только не хватало.
– А что это меняет?
– Они же приятели. Харбард спросит Хэя, что он здесь делает, Хэй объяснит, что мы его вызвали в качестве эксперта, а Харбард наконец вспомнит, что наш эксперт – он.
– И что? Просто избавься от Харбарда как-нибудь повежливей.
– Харбард без шума не уйдет, он не позволит заменить себя другим экспертом. Тут же кинется звонить суперинтенданту Бэрроу, который даже не знает, что мы позвали Хэя!
– Это проблемы Пруста, а не наши. Пруст согласился на приезд Хэя – пусть объясняется с Бэрроу.