– А вас как зовут?
– Гарри Мартино.
– Когда вы купили дом у Оливаров?
– М-м… Господи, вам бы у жены спросить. Э-э… в прошлом году, по-моему, в мае. Да, в мае. Точно, вскоре после окончания футбольного сезона. Последний матч мы смотрели еще в старом доме. Простите, понимаю, это глупо, – рассмеялся он.
Гиббсу не нравился Мартино. Что уж такого глупого в том, что ты помнишь, где был во время последнего круга чемпионата? В этом году Гиббс его пропустил, впервые за всю сознательную жизнь. У Дэбби был выкидыш, и они провели целый день и целую ночь в больнице. Гиббс не рассказывал никому на работе, и Дэбби велел при Селлерсе и прочих коллегах об этом не заикаться. Он не возражал, чтобы знали ее подруги, но не хотел, чтобы об этом болтали в участке.
– Адрес и телефон у вас сохранились? – спросил Селлерс.
– Где-то, но… послушайте, можете заскочить завтра, примерно в это же время? Моя жена, наверное, знает, где это все. Или, может, зайдете и подождете? Она скоро вернется. Или заходите с утра. Мы уезжаем только в…
– Если найдете, позвоните мне. – Прервав Мартино, Селлерс протянул визитку.
– Будет сделано.
– Мудила, – пробормотал Гиббс по дороге к машине.
Селлерс уже разговаривал с Уотерхаусом. Гиббс отметил, как менялся тон Селлерса – с удовлетворенного на раздраженный, а затем на озадаченный.
– Как это так? – удивленно вопросил Селлерс, уже садясь в машину. (Ну и где его хваленая интуиция? Может, и нет у него никакой интуиции. Стейси ведь никогда о ней не упоминала. Может, Сьюки просто так его подбадривает.) – Уотерхаус говорит, что уже слышал это имя. Причем недавно. Да так еще устало это объявил – ну, знаешь, как он умеет.
Селлерс вытащил из кармана список, который дала им Барбара Фитцджеральд, – имена учеников, ездивших на экскурсию в совиный приют. В списке такой фамилии не было. Внезапно все имена в списке показались Селлерсу знакомыми. Может, он с ума сходит? Или это из-за того, что он уже прочитал список, когда забирал его у миссис Фитцджеральд?
– Уотерхаус слышал имя Анхель Оливар? – спросил Гиббс. – Тогда какого хре…
– Нет. Гарри Мартино.
Чарли Зэйлер сидела, поджав под себя ноги, на полу в своей гостиной и смотрела на два образца ткани. «Искристое шампанское» и «бисквит Кэйтлин». Один – светло-золотистый, с узором в полоску, другой – «мятый» бархат, тоже золотистый. Чарли смотрела на них уже почти час и ни на шаг не приблизилась к решению. Как вообще такие вещи выбирают? Снаружи было темно, но задергивать шторы она не собиралась.
Выбор ткани, образцы которой привезла сестра, – не единственная проблема. Ей еще предстояло выбрать кресло и диван, которые будут обиты выбранным материалом. Винчестерское кресло? Берджесовский диван? Чарли провела большую часть вечера, разглядывая привезенный Оливией каталог Лоры Эшли, и бесилась из-за своей неспособности выбрать. Поначалу она сопротивлялась, но на самом деле каталог ее очаровал. Она не могла оторвать глаз от розовой и розово-лиловой ткани, кисточек, стеклянных бус и блесток – раньше она пришла бы в ярость от одного взгляда на все это. Роскошные, сверкающие комнаты в каталоге выглядели… ну, выглядели, как комнаты женщин, на которых мужчины хотят жениться.
Чарли застонала от отвращения, ужаснувшись собственной мысли. В какую же пускающую слюни, жеманную, безмозглую дуру она превращается! Тем не менее мысль никуда не делась: будь у меня такая спальня, я могла бы выйти за Саймона и ничего не бояться. Женщин с атласным светло-коричневым постельным бельем не бросают.
Стыдно в тридцать девять быть такой же жалкой, как в шестнадцать.
«Бисквит Кэйтлин», «искристое шампанское». Оба подходят. От долгого сидения в одной позе у нее затекло все тело.
В чувство ее привел звонок в дверь. Чарли вскочила, будто ее застукали за каким-то неприличным занятием. Десять минут одиннадцатого. Саймон. Кто же еще. Вот пусть и выберет, подумала она мстительно. Сунет ему под нос лоскуты и даст пять секунд на решение. Посмотрим, как он с этим справится.
Это был не Саймон. Это оказалась Стейси, жена Колина Селлерса. Улыбка Чарли увяла. Стейси была в пижаме – белой, с розовыми свинками, – поверх наброшено черное пальто. Одна нога босая, на второй зеленовато-голубой тапок без задника. Второй тапок валялся за ее спиной, на дорожке. Стейси дрожала и громко всхлипывала.
Чарли молча посторонилась, впуская ее. Ну вот, эта курица наконец-то узнала, что ненаглядный изменяет ей. О чем все в курсе уже много лет. Стейси прошла в дом и с булькающим рыданием обхватила себя руками. Чарли провела неожиданную гостью в кухню, щедро плеснула водки в два стакана и закурила. У нее оставалось всего три сигареты, так что Стейси она предлагать не стала.
– Что случилось? – спросила она.
Нелегко изображать симпатию, когда на самом деле не чувствуешь ничего, кроме злости. Стейси, наверное, не подозревала, какой эффект производило на Чарли даже мимолетное упоминание ее имени с того самого рокового дня рождения Селлерса. Помнит ли вообще тот вечер отупевшее, рыдающее создание, медленно расползающееся по ее столу?
Зато Чарли помнила все прекрасно, и важно было только это. Стейси и еще пара идиотов ввалились в спальню, дверь которой была приоткрыта; в спальню, где Чарли, абсолютно голую, пятью секундами раньше оставил Саймон. Без объяснения причин он сбежал почти из постели, и с тех пор они так этот инцидент толком и не обсудили. Чарли была слишком потрясена и зла, чтобы запереть дверь или прикрыться простыней. После бегства Саймона она раскорякой осела на пол, и тут как раз нарисовались Стейси и компания. Спутники Стейси смутились и тут же ретировались, а Стейси задержалась. Она ведь знала, кто такая Чарли, знала, что та – босс ее муженька, так что все хорошенько рассмотрела, хихикнула и только потом неспешно удалилась. Этого Чарли ей никогда не простит.