Домашняя готика - Страница 52

Крохотные щечки, крохотные зубки.
Крохотное все до тошноты.
Ах, свернуть бы крохотную шейку.
О чем мечтают все, в том числе – и ты.

Гениальные слова. Каждый раз, когда приходится смотреть фильм вместе с Люси, молюсь, чтобы миссис Хэнниган зашла чуть дальше – подожгла бы приют и спалила этих омерзительных поющих и танцующих сироток к чертям собачьим.

Я почти решилась украсть и уничтожить коллекцию дисков с «Сайнфилдом» Корди, когда она призналась мне, что беременна.

– Чистая случайность, но мы ужас как рады, – сказала она.

С новым бойфрендом она встречалась всего несколько недель. Они с Дермотом все еще живут в одном доме, хотя и спят в разных кроватях. Последнее, что я слышала, – они стараются как-то все наладить.

Я понимающе улыбнулась, хотя на самом деле внутри так и поднялась ярость.

– «Мы»? – спросила я. – В смысле, вы с Дермотом или вы с новым мужиком? Или все трое?

Ее лицо сморщилось.

– Это была случайность! – выпалила она.

Случайность! И как именно эта случайность случилась? Вот что мне хотелось бы знать. Член местного клуба любителей стрельбы из лука выпустил стрелу, которая случайно пробила презерватив нового любовника? Хищная птица спикировала и своим острым клювом выхватила спираль у зазевавшейся Корди? Нет, разумеется. Если решаешь не предохраняться и залетаешь – это не случайность; это значит, ты искренне пытаешься забеременеть, но так, чтобы все выглядело случайностью.

«Знаешь, дорогая, – готова была я сказать. – Не хотеть второго ребенка – это значит всегда, без исключений, использовать экстратолстые „дюрексы“, а для надежности каждое утро закидываться таблеткой по двадцать пять фунтов штука – в качестве дополнительной страховки».

Я никогда никому не признавалась и, возможно, никогда не признаюсь (если только не захочется разозлить маму сильней обычного), но, похоже, я подсела на «Левонел», как некоторые подсаживаются на обезболивающие. Мои гормоны наверняка контужены на много лет вперед, но мне все равно. Считайте это «жертвой во имя высшего блага», то бишь бездетности.

И дело не только в профилактике беременности – Господь свидетель, я подвергаю строжайшей проверке каждый презерватив, прежде чем подпустить Марка к себе. Я знаю, что мне не нужен «Левонел». Знаю, что можно найти гораздо более дешевое противозачаточное и сберечь целое состояние, но это не принесет мне такого удовлетворения, не утолит психологическую жажду. Платить по двадцать пять фунтов, лгать одному фармацевту за другим, выслушивать их серьезные наставления о возможной тошноте и прочих «побочных эффектах» – важный для меня ритуал. Каждый раз, передавая деньги фармацевту, я словно плачу вступительный взнос в единственный в мире клуб, членство в котором меня интересует.

Я частенько думаю, что надо бы вызваться добровольно (хотя времени на это у меня нет) консультировать бездетных женщин. Их несчастье, судя по тому, что я видела, кажется неподдельным, и никому не приходит в голову ничего, кроме эмоциональной поддержки или прочего сочувствия. Дайте мне час, максимум два, и я смогу убедить их, что на самом деле им крупно повезло. Говорил ли им кто-нибудь, например, что для матери с детьми находиться рядом с бездетной женщиной – худшая из пыток? Это как побывать на лучшей в мире вечеринке, где тебе приходится стоять на стуле посреди комнаты с петлей на шее и с руками, связанными за спиной. Все вокруг хлещут шампанское и чудесно проводят время. Ты видишь, как они веселятся, чувствуешь запах их веселья, его вкус, можешь даже попробовать немного поразвлечься сама, но только пока сохраняешь равновесие. Пока кто-нибудь не выбьет стул у тебя из-под ног.

8.08.07

Саймон остановился на середине узкой винтовой лестницы, гадая, кому пришло в голову, что подобная конструкция пригодна для человеческих существ, и тут столкнулся с профессором Китом Харбардом.

– Саймон Уотерхаус! – расплылся в улыбке Харбард. – Только не говорите, что вы на обед к Джону. Он об этом не упоминал.

От профессора исходил густой, плотный запах красного вина, расползавшийся вдоль всей темной, плотно зажатой каменными стенами лестницы.

Ответа у Саймона не нашлось. Лестница, предназначенная, очевидно, для карликов, вела только в кабинет профессора Джонатана Хэя.

Харбард пожевал губами, обдумывая возможные объяснения.

– Вы консультируете Джона?

– Я хочу спросить его кое о чем.

«Я», не «мы»: Саймон старался избегать прямой лжи. Он не мог попросить Харбарда не рассказывать о его визите Комботекре или Прусту. Дерьмо. По крайней мере, он не отпрашивался по болезни. Реакция Чарли на его предложение развеяла иллюзии по поводу того, что может сойти ему с рук, а что нет. Если бы она сказала «да», сегодня он чувствовал бы себя таким же неуязвимым, как вчера. Сегодня утром он не собирался рисковать. Он позвонил профессору Хэю и спросил, можно ли приехать позже запланированного, после дежурства. Хэй сказал:

– Зовите меня Джонатан. – А откашлявшись, добавил: – Простите. Это вовсе не обязательно. Вы можете звать меня профессор Хэй, если хотите. Вернее, можете звать меня Джонатаном, если хотите.

Саймон, который к тому моменту решил вовсе не называть его по имени, окончательно смутился.

Хэй пригласил Саймона остаться на ужин в Уивелл-колледже. Почему-то Саймон не смог отказаться. И что теперь делать? Мать оказала ему медвежью услугу, годами вбивая в голову, что есть следует только в семейном кругу. Впрочем, Хэй не в курсе психологических проблем Саймона, и это должно было несколько упростить ситуацию.